«Большая книга» — самая важная премия в области литературы, раздающая награды за достижения прошедшего года. В списке 2016-го оказались настоящие тяжеловесы: от Пелевина и Улицкой до Белякова и Юзефовича. Что особенно приятно, в этом году в него попали писатели со всей России, разного возраста и с разным статусом в мире литературе, авторы художественной прозы и нон-фикшн.

Осень в карманах, Андрей Аствацатуров

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.46.12.png

Петербургский филолог, автор культового романа «Люди в голом», выпустил третью книгу о похождениях своего альтер эго. Грустный лирический герой Аствацатурова (тоже питерский филолог в очках) играет с биографией писателя, рассказывая анекдоты из жизни в Питере, Париже и Италии, куда он попал благодаря «Премии Горького» (по результатам этой поездки был выпущен сборник «Зачарованный остров. Новые сказки об Италии»).

Прямо и косвенно цитируя своих любимых авторов, Аствацатуров создаёт образ негероического героя негероической эпохи. Но сам способ игры, то, как писатель прислушивается к речи любого прохожего, как слышны сквозь его шуточки и Элиот, и Пушкин, и Данте, наделяют роман смыслом. «Осень в карманах» распадается на части и собирается вновь, сплетая рассуждения о бессмысленности сущего с размышлениями о том, как с ней жить.

Кристалл в прозрачной оправе, Василий Авченко

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.46.28.png

Журналист и писатель Василий Авченко — один из идеологов нового мифа о Владивостоке, самом желанном сейчас городе по ту сторону Урала. Авченко — автор беллетризованного путеводителя «Глобус Владивостока» и книги «Владивосток 3000», написанной, на секундочку, в соавторстве с Ильёй Лагутенко. В лонг-листе «Большой книги» он второй раз: в 2009 году туда попал его документальный роман «Правый руль».

Сегодня же Авченко пишет не просто о «Владике», но о Дальнем Востоке вообще; не о городе, а о море, его обитателях, рыбалке, езде и дальневосточниках. Экзотические для неприморского жителя рыболовные термины, описания живности, рыбалки и размышления автора о жизни в её многообразии завораживают, а в лирическом нон-фикшн слышатся отзвуки и «По тропинкам севера» Басё, и «Рыб Амура» Олега Лёгкого. После «Кристалла в прозрачной оправе» вас точно охватит желание увидеть другую сторону страны.

Автохтоны, Мария Галина

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.46.37.png

Роман Марии Галиной начинается вполне обыденно. Главный герой будто бы наш современник: вселяясь в ремонтирующуюся гостиницу какого-то небольшого городка на постсоветском пространстве, он отмечает, как всё советское вновь входит в моду, и собирается пожаловаться на условия на форуме. Однако с самого начала не покидает ощущение, будто что-то немного не так.

На поверку перед читателем разворачивается магический реализм, пост- и просто модернизм, а главное, фантастическая история о реальном и наболевшем. То, как перемешиваются конфликт «Европа — Россия», постановка оперы «Смерть Петрония» 1922 года, «Бубновый валет» и «Алмазный витязь», волшебство и обыденность, очень похоже на то, как работает сознание человека в предсонье. В этом сладком, странном и пугающем полусне и герою романа, и нам, читателям, зачастую хочется жить куда больше, чем там, где мы просыпаемся.

Лестница Якова, Людмила Улицкая

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.46.46.png

Уже много лет Улицкая — одна из авторов, определяющих облик литературы. Более того, она одна из немногих современных отечественных писателей, чьё имя действительно известно за рубежом. Улицкую читают французские интеллектуалы, а несколько месяцев назад «Зелёный шатёр» был в топе англоязычной сети Goodreads, что для русского текста настоящая редкость. Это тот прекрасный случай, когда никакого удивления ситуация не вызывает: Людмила Улицкая умеет писать просто о сложном — дар, порой стоящий для писателя всех других.

Роман «Лестница Якова» — очередной эксперимент по сплетению личного и общественного, реального и вымышленного. Он построен на документах семьи самой Улицкой, и большинство героев, сменив имена, не сменили жизнь и судьбу. На выходе, однако, получается не семейная хроника, а глубокое размышление о том, что такое счастье и как же раз за разом соединять землю и небо, когда исторические условия для этого совсем не располагают.

Прямой эфир, Валерий Хазин

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.46.56.png

За последнее время самый яркий пример того, что книгу нельзя судить по обложке. Роман Валерия Хазина, заключённый в пугающе дешёвую оправу, на самом деле сложный и интересный и даёт возможность подумать о чём-то далёком от порядком угнетающего здесь и сейчас. Главный герой, который в какой-то момент будет назван Баристой Вторым, спасается от смерти и почти волшебным образом оказывается в городе Котор в Черногории. Он писатель, которого хотели убить за книгу «Мария и Мириам». Мотивы и заказчики неизвестны, но, казалось бы, детективный сюжет, оборачивается историей поисков и познания новых горизонтов собственных возможностей.

Книга Хазина — сладкий образец постмодернизма, со множественными отсылками к Борхесу и Итало Кальвино, рассказами о сновидениях и о книгах сновидений, средневековой арабской и китайской литературе и философии. Слово «эфир» в названии нарочно многозначно: это и эфир, в котором главный герой вещает, и то, куда воспаряет человеческий дух в снах, и сами сны, и то состояние — не жидкое, не твёрдое, а неясное и текучее, в котором смешиваются реальность и вымысел в тексте.

Лаковый «Икарус», Владимир Шапко

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.47.03.png

Книга уроженца Уфы Владимира Шапко ещё один воодушевляющий пример того, что «Большая книга» впервые за долгое время чествует писателей со всей страны. «Лаковый „Икарус“» — очень грустный роман о будто бы никому не нужных людях, оставляющий тёплое чувство, что «стоило жить и работать стоило». Несколько главных героев и временных пластов пересекаются и дублируют друг друга.

Читатель прыгает из предолимпиадного 1979 года то назад, то вперёд, узнавая всё больше о жизни неудачника-писателя Серова и его друга Новосёлова, а также о множестве других, чьи жизни и истории составляют отдельные повести, а то и романы внутри романа. В мире советского человека, в котором стукачество — реальность, смерть от алкоголизма или от безысходности — норма, смысл не в том, чтобы что-то менять, а чтобы жить. Так что герои живут как умеют, но, что самое важное, при этом остаются людьми.

Зимняя дорога, Леонид Юзефович

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.47.11.png

«28 августа или Нина Ивановна проводила мужа на пароход, или Пепеляев посадил её с детьми на поезд до Харбина и расстался с ними на платформе». По одной цитате из романа Юзефовича, основанном на реальных событиях и собранном из документов, очевиден хладнокровный подход автора к историческому тексту. Противостояние белого генерала Анатолия Пепеляева и анархиста Ивана Строда в снегах Якутии в конце Гражданской войны могло бы стать исторической эпопеей, мыльной оперой или трагедией, однако автор сознательно нейтрален как в оценке исторической действительности, так и в выборе тона её описания.

Кропотливейший многолетний труд по воссозданию поединка двух вполне себе сверхлюдей называется романом, но не по сентиментальным причинам, а формальным. Автор придаёт разрозненным документам и свидетельствам законченный вид и смысл, так что композиция и стиль делают эту историю настоящим художественным произведением.

Авиатор, Евгений Водолазкин

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.47.17.png

Как могла бы выглядеть завязка «Капитана Америки» на российской почве? Примерно так: в середине 20-х годов заключённого на Соловках в качестве эксперимента по крионике замораживают, а просыпается он благодаря врачу в 1999 году. Это — завязка «Авиатора». Мифологемы тридцать лет сидевшего на печи богатыря, Орландо Вирджинии Вульф и многого другого сплетаются в отчасти детективной, отчасти философской истории, не похожей ни на какую другую.

Герой Водолазкина Иннокентий (в переводе с греческого «невинный») Платонов, в дневнике пытается соединить своё прошлое и настоящее, но не широкими мазками исторических событий, а через воспоминания о самом личном: о чувствах каждого дня, которые в большой истории стираются бесследно. Платонов вместе с остальными голосами, вплетающимися в повествование, размышляет о том, что есть вина и что — искупление, но однозначного ответа роман не даёт.

Гений, Алексей Слаповский

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.47.24.png

На границе России и Украины находится посёлок Грежин, в котором русские и украинцы сосуществуют столь тесно, что не могут даже представить себе, что совсем близко идёт война между двумя народами. В посёлке этом кипит своя жизнь, далёкая от киевской или московской до такой степени, что скорее напоминает мираж.

Здесь появляется удивительный человек, местный Дон Кихот, гений Евгений, безумец, который видит людей насквозь и сообщает им, что всё о них понимает — как писатель, создающий текст от третьего лица. Этого отстранённого нейтрального зеркала больше всего не хватает миру, раздираемому непонятным, извне привнесённым конфликтом. Хотя даже в мире Слаповского не случается настоящего хэппи-энда, автор, кажется, находит единственно возможное оружие борьбы с бессмысленной войной — отстранение, рефлексию и эмпатию.

Калейдоскоп: расходные материалы, Сергей Кузнецов

Снимок экрана 2016-11-30 в 15.47.30.png

Автор «Калейдоскопа» занимался прозой Пинчона и даже переводил его, что сказывается на всём тексте эпического полотна. Калейдоскоп событий, перспектив и стилей рассказывает о двадцатом веке в мире обычных людей. Подзаголовок «Расходные материалы», видимо, относится как раз к ним, а также к зачаткам нескольких романов и пары десятков рассказов, из которых текст получился. То, как пригнаны друг к другу части пазла, от викторианской Англии до современной России, от падения Стены до Шанхая тридцатых, в очередной раз иллюстрирует эффект бабочки. Если мотылёк топнул ногой, если одна девушка в один день встретила парня из другой страны, в другой стране в другой год эти события как-то отзовутся.

Огромный размах книги и почти невыносимое количество героев оправдывает не только мастерство слова Сергея Кузнецова, но и его действительно глобальный замысел, в котором слышится, помимо автора «Выкрикивается лота 49», и Джон Дос Пассос, и Умберто Эко, и просто культура XX века. Постмодернизм, похоже, становится сейчас новым возвращением к идее традиции, когда автор не просто жонглирует образами и сюжетами, но интегрирует их в своё творчество как канон.

Комментарии

Пока нет ни одного комментария

Оставить комментарий

Вы можете (в том числе через социальные сети) или оставить комментарий как гость.

Комментарии проверяются модератором. Их появление на сайте может занять некоторое время.

Ознакомлен и принимаю условия Соглашения